Тень за спиной  - Тана Френч

Стив взял, но разворачивать не спешил.

– Нарыла что-нибудь?

– Предварительное опознание от бармена. С дежурным не срослось. Ребята Софи получили мужскую ДНК с матраса.

– И что мы будем делать?

– Поговорим с Маккэнном.

Мы не могли больше ходить вокруг да около. Спустя два, от силы три часа вернется Бреслин, настороженный и горящий желанием арестовать Рори. Эта пара часов – все, что у нас есть.

Стив кивнул:

– Сейчас?

У нас богатый выбор трюков. Обзаводишься ими, наблюдая за работой других детективов, подслушиваешь в историях, что рассказывают в общей комнате, изобретаешь свои и передаешь другим, запоминаешь и надежно припрятываешь до того момента, когда они тебе понадобятся. И когда попадаешь в Убийства, у тебя накоплен такой арсенал ядовитых штучек, что ими можно города опрыскивать.

Приходишь в допросную с тяжеленной стопкой бумаг, чтобы подозреваемый думал, что все это ты накопал на него. Настраиваешь видеомагнитофон – пусть думает, будто у тебя есть отснятые доказательства. Листаешь бумаги, закладываешь их пальцем, начинаешь что-то говорить, обрываешь себя – ладно, вернемся к этому позже – и меняешь тему, чтобы подозреваемый терялся в догадках, что же ты приберег на потом. Достаешь диктофон – у меня ужасный почерк, мы можем вместо этого записать на аудио? – чтобы позже, когда ты выключишь запись, он и не сомневался, что говорил не под протокол, вот только в допросной есть штатный магнитофон, который все запишет. Притворяешься, будто читаешь только что полученное сообщение, обмениваешься критическими замечаниями – удачный денек, обыск прошел что надо – со своим партнером. Устраиваешь фальшивую проверку на детекторе лжи, втюхиваешь подозреваемому всякую хрень об электромагнитных полях и просишь его нажать пальцем на экран твоего телефона после каждого вопроса, а когда доходишь до ответа, в котором он явно врет, незаметно нажимаешь, и на экране высвечивается красное: Ложь Ложь Ложь. Говоришь ему, что жертва мертва и не может опровергнуть его слова, но жертва-то выжила, или наоборот – что покойный жив и вот-вот заговорит. Объясняешь, что не имеешь права отпустить его, пока вы вместе все не выясните, но если он просто расскажет, что произошло, то окажется дома на диване с чашкой чая в руках как раз к очередной серии «Аббатства Даунтон». Говоришь, что это была не его вина, говоришь, что жертва сама напросилась, говоришь, что на его месте так бы поступил каждый. Или свидетель, мол, слышал, как подозреваемый хвалился своим интересом к детскому порно; другой вариант: патологоанатом утверждает, что подозреваемый переехал уже мертвое тело; обстреливаешь мутными версиями, самыми бредовыми, какие только можно выдумать, пока он не заорет, что все это чушь и было совсем не так, а ты приподнимаешь бровь: ну-ну, конечно, а как же тогда это было? – и слушаешь, как он все выкладывает.

Только все наши трюки на этот раз бесполезены. Маккэнн их назубок знает, он лепил их своими руками задолго до того, как мы их впервые увидели.

– Мы поговорим с ним. Это все, что мы можем сделать.

– Вот только он не захочет говорить с нами.

– Он захочет рассказать свою версию произошедшего. Они все этого хотят. В глубине души он хочет, чтобы мы знали про него и Ашлин, что это была настоящая любовь, а этими играми с Рори, всей этой мышиной возней она сама напросилась на хорошую затрещину. Давай посмотрим, как много он готов сообщить нам.

– Сосредоточимся на их отношениях. Исключительно на них. Не станем упоминать, что Бреслин замешан, иначе Маккэнн из преданности тут же заткнется. Словом, только об Ашлин.

– У нас лишь одна граната, – сказала я. – Когда Бреслин понял, что в том ящике были документы по исчезновению Десмонда Мюррея, он расслабился. То есть он не знает, что это было дело Маккэнна. Получается, еще два дня назад Маккэнн не понимал, что все связано. И до сих пор не в курсе, что Ашлин – это дочь Деса Мюррея. Не догадывается, что она с ним играла с самого начала.

– Это мы попридержим.

– Да. Такое должно выстрелить с шумом.

Птички забыли о своем страхе и клевали крошки у самых наших ног. Бреслин был за рекой и направлялся к северу.

– Где мы все провернем? – спросил Стив.

Именно об этом я размышляла в машине по дороге сюда и пока дожидалась Стива.

– В допросной.

– Уверена? А может, очистить оперативную комнату? Или даже здесь.

– Нет. Выгнать всех из оперативной все равно что повесить на ее двери плакат о происходящем внутри секретнейшем деле. И мы должны протоколировать каждый наш шаг, если хотим получить хотя бы призрачный шанс на успех.

– Он сразу поймет. В ту минуту, когда мы свернем к допросной, все и поймет.

– Он поймет в любом случае. Неважно, куда мы его приведем, уже через полминуты от приятельской беседы и следа не останется. А в тот момент, когда мы спросим его о встречах с Ашлин, убедится окончательно.

Снежные струи внезапно полоснули по лицу, словно подтверждая мои слова, и мы замолчали.

Покончив с сэндвичами и влив в себя кофеин вместе с колой, мы двинулись внутрь, прошли через черные блестящие двери, набрав комбинацию цифр, которую я способна выдать, даже если разбудить меня посреди ночи, не останавливаясь, кивнули Бернадетте, разделись и аккуратно повесили пальто в свои шкафчики, сумку я запихнула поглубже. Стив нашел семейное фото из дела Десмонда Мюррея и сунул во внутренний карман пиджака. Я сфотографировала подборки фотографий телефоном и положила листы на дно шкафчика, понадеявшись, что сегодня его никто не взломает и не нассыт в него. Сдвоенное эхо от захлопнувшихся дверец, резкое и испуганное, прокатилось по сумрачному помещению с кафельными стенами.

Вместе мы двинулись вверх по широкой мраморной лестнице, оставляя за собой мокрые следы, которые двойной цепочкой протянулись в общую комнату. Ни стопок бумаг, ни дисков с видеозаписью, ни диктофонов – руки наши были пусты. Как была пуста и общая комната – во всяком случае, на первый взгляд, – почти все разошлись, кто по делам, кто перекусить. Остро вспомнилось воскресное утро – за миг до того, как появился шеф и свалил на нас это расследование.

Тишина, слегка тронутая едва различимым уличным гулом, белый флюоресцентный свет и тяжелое серое марево туч за окнами, придающее разбросанным на столах бумагам и забытым кофейным чашкам какой-то скрытый смысл. Глядя вокруг, я думала, как бы любила все это, если бы не…

Маккэнн съежился в своем углу, настукивая пальцами по клавиатуре. Каждую нашу встречу он выглядел все хуже и хуже. А я-то, дура, просила Блоху последить, кто там у него выглядит так, будто неделя не задалась. В мешки под глазами Маккэнна можно было улики складывать.

– Маккэнн, – окликнула я, – найдется пара минут? Нужна помощь.

Он взглянул на нас из своего угла и понял все мигом. На долю секунды мне показалось, что он сейчас отмахнется: «У меня своей работы навалом». Но ему надо было узнать, что мы нарыли, и он же матерый детектив, а мы – зеленая поросль, с которой наверняка нетрудно справиться. Маккэнн просто не мог уклониться от разговора. Он полагал, что быстро разделается с нами и пойдет себе дальше.